Неточные совпадения
Туровцын сидел с кружкой питья на
высоком диване в бильярдной, и Степан Аркадьич с Вронским о чем-то разговаривали у двери в дальнем углу
комнаты.
В это время в
комнату вошел
высокий и статный ротмистр Яшвин и, кверху, презрительно кивнув головой двум офицерам, подошел ко Вронскому.
В детской роскошь, которая во всем доме поражала Дарью Александровну, еще более поразила ее. Тут были и тележечки, выписанные из Англии, и инструменты для обучения ходить, и нарочно устроенный диван в роде бильярда, для ползания, и качалки, и ванны особенные, новые. Всё это было английское, прочное и добротное и, очевидно, очень дорогое.
Комната была большая, очень
высокая и светлая.
И несколько раз задохнувшись, вырывался с новою силою генеральский хохот, раздаваясь от передней до последней
комнаты в
высоких звонких генеральских покоях.
Посредине
комнаты, на столе, стоял гроб, вокруг него нагоревшие свечи в
высоких серебряных подсвечниках; в дальнем углу сидел дьячок и тихим однообразным голосом читал псалтырь.
В
комнате горели две свечи; лампада теплилась перед образом; под ним стоял
высокий столик, по обычаю католическому, со ступеньками для преклонения коленей во время молитвы.
— Нет, вы, я вижу, не верите-с, думаете все, что я вам шуточки невинные подвожу, — подхватил Порфирий, все более и более веселея и беспрерывно хихикая от удовольствия и опять начиная кружить по
комнате, — оно, конечно, вы правы-с; у меня и фигура уж так самим богом устроена, что только комические мысли в других возбуждает; буффон-с; [Буффон — шут (фр. bouffon).] но я вам вот что скажу и опять повторю-с, что вы, батюшка, Родион Романович, уж извините меня, старика, человек еще молодой-с, так сказать, первой молодости, а потому
выше всего ум человеческий цените, по примеру всей молодежи.
Самгин пытался понять источники иронии фабриканта и не понимал их. Пришел
высокий, чернобородый человек, удалясь в угол
комнаты вместе с рыжеусым, они начали там шептаться; рыжеусый громко и возмущенно сказал...
— Что — скушная
комната? — спросила Марина, выплывая из прихожей и остановясь на скрещении дорожек; в капоте из кашемирских шалей она стала еще больше,
выше и шире, на груди ее лежали две толстые косы.
Внезапно в коридоре хлопнула дверь, заскрипел пол и на пороге
комнаты Самгина встал, приветственно взвизгивая, торговец пухом и пером, в пестрой курточке из шкурок сусликов, в серых валяных сапогах
выше колен.
По
комнате нервно шагал тот,
высокий, с французской бородкой, которого Самгин видел утром в училище.
В конце
комнаты у стены — тесная группа людей, которые похожи на фабричных рабочих, преобладают солидные, бородатые, один —
высокий, широкоплеч, почти юноша, даже усов не заметно на скуластом, подвижном лице, другой — по плечо ему, кудрявый, рыженький.
Но
комнаты были светлые, окнами на улицу, потолки
высокие, паркетный пол, газовая кухня, и Самгин присоединил себя к демократии рыжего дома.
И, нервно схватив бутылку со стола, налил в стакан свой пива. Три бутылки уже были пусты. Клим ушел и, переписывая бумаги, прислушивался к невнятным голосам Варавки и Лютова. Голоса у обоих были почти одинаково
высокие и порою так странно взвизгивали, как будто сердились, тоскуя, две маленькие собачки, запертые в
комнате.
Это повторялось на разные лады, и в этом не было ничего нового для Самгина. Не ново было для него и то, что все эти люди уже ухитрились встать
выше события, рассматривая его как не очень значительный эпизод трагедии глубочайшей. В
комнате стало просторней, менее знакомые ушли, остались только ближайшие приятели жены; Анфимьевна и горничная накрывали стол для чая; Дудорова кричала Эвзонову...
Сигару курил, стоя среди
комнаты, студент в сюртуке,
высокий, с кривыми ногами кавалериста; его тупой, широкий подбородок и бритые щеки казались черными, густые усы лихо закручены; он важно смерил Самгина выпуклыми, белыми глазами, кивнул гладко остриженной, очень круглой головою и сказал басом...
В узкой и длинной
комнате, занимая две трети ее ширины, стояла тяжелая кровать, ее
высокое, резное изголовье и нагромождение пышных подушек заставили Клима подумать...
Она казалась
выше того мира, в который нисходила в три года раз; ни с кем не говорила, никуда не выезжала, а сидела в угольной зеленой
комнате с тремя старушками, да через сад, пешком, по крытой галерее, ходила в церковь и садилась на стул за ширмы.
В доме тянулась бесконечная анфилада обитых штофом
комнат; темные тяжелые резные шкафы, с старым фарфором и серебром, как саркофаги, стояли по стенам с тяжелыми же диванами и стульями рококо, богатыми, но жесткими, без комфорта. Швейцар походил на Нептуна; лакеи пожилые и молчаливые, женщины в темных платьях и чепцах. Экипаж
высокий, с шелковой бахромой, лошади старые, породистые, с длинными шеями и спинами, с побелевшими от старости губами, при езде крупно кивающие головой.
А когда Бережкова уходила или уезжала из дома, девочка шла к Василисе, влезала на
высокий табурет и молча, не спуская глаз с Василисы, продолжала вязать чулок, насилу одолевая пальцами длинные стальные спицы. Часто клубок вываливался из-под мышки и катился по
комнате.
Кто-то схватился за ручку двери и приотворил ее настолько, что можно было разглядеть в коридоре какого-то
высокого ростом мужчину, очевидно тоже и меня увидавшего и даже меня уже рассматривавшего, но не входившего еще в
комнату, а продолжавшего, через весь коридор и держась за ручку, разговаривать с хозяйкой.
То есть не то что великолепию, но квартира эта была как у самых «порядочных людей»:
высокие, большие, светлые
комнаты (я видел две, остальные были притворены) и мебель — опять-таки хоть и не Бог знает какой Versailles [Версаль (франц.).] или Renaissance, [Ренессанс (франц.).] но мягкая, комфортная, обильная, на самую широкую ногу; ковры, резное дерево и статуэтки.
Я осмотрел внимательно свой нумер: это длинная, мрачная
комната с одним пребольшим окном, но очень
высокая.
Комната была
высокая, с деревянным полом, заставлена ветхими деревянными, совершенно почерневшими от времени шкапами и разной домашней утварью.
В это время в
комнату вошел
высокий, широкоплечий генерал. Это был муж графини Чарской, отставной министр.
Вечером в
комнату вошел
высокий человек с длинными седеющими волосами и седой бородой; старик этот тотчас же подсел к Масловой и стал, блестя глазами и улыбаясь, рассматривать ее и шутить с нею.
У указанной двери стояли два человека, дожидаясь: один был
высокий, толстый купец, добродушный человек, который, очевидно, выпил и закусил и был в самом веселом расположении духа; другой был приказчик еврейского происхождения. Они разговаривали о цене шерсти, когда к ним подошел Нехлюдов и спросил, здесь ли
комната присяжных.
В третьей,
высокой, с белыми обоями
комнате, освещенной небольшой лампой с темным абажуром, стояли рядом две кроватки, и между ними в белой пелеринке сидела нянюшка с сибирским скуластым добродушным лицом.
Nicolas подхватил Привалова под руку и потащил через ряд
комнат к буфету, где за маленькими столиками с зеленью — тоже затея Альфонса Богданыча, — как в загородном ресторане, собралась самая солидная публика: председатель окружного суда,
высокий старик с сердитым лицом и щетинистыми бакенбардами, два члена суда, один тонкий и длинный, другой толстый и приземистый; прокурор Кобяко с длинными казацкими усами и с глазами навыкате; маленький вечно пьяненький горный инженер; директор банка, женатый на сестре Агриппины Филипьевны; несколько золотопромышленников из крупных, молодцеватый старик полицеймейстер с военной выправкой и седыми усами, городской голова из расторговавшихся ярославцев и т. д.
— Э, полно, скверно все это, не хочу слушать, я думала, что веселое будет, — оборвала вдруг Грушенька. Митя всполохнулся и тотчас же перестал смеяться.
Высокий пан поднялся с места и с высокомерным видом скучающего не в своей компании человека начал шагать по
комнате из угла в угол, заложив за спину руки.
Главный кассир начал ходить по
комнате. Впрочем, он более крался, чем ходил, и таки вообще смахивал на кошку. На плечах его болтался старый черный фрак, с очень узкими фалдами; одну руку он держал на груди, а другой беспрестанно брался за свой
высокий и тесный галстух из конского волоса и с напряжением вертел головой. Сапоги он носил козловые, без скрипу, и выступал очень мягко.
У подъезда раздался стук беговых дрожек, и через несколько мгновений вошел в
комнату старик
высокого росту, плечистый и плотный, однодворец Овсяников…
Митя, малый лет двадцати восьми,
высокий, стройный и кудрявый, вошел в
комнату и, увидев меня, остановился у порога. Одежда на нем была немецкая, но одни неестественной величины буфы на плечах служили явным доказательством тому, что кроил ее не только русский — российский портной.
Тотчас же составилась партия, и Лопухов уселся играть. Академия на Выборгской стороне — классическое учреждение по части карт. Там не редкость, что в каком-нибудь нумере (т, е. в
комнате казенных студентов) играют полтора суток сряду. Надобно признаться, что суммы, находящиеся в обороте на карточных столах, там гораздо меньше, чем в английском клубе, но уровень искусства игроков
выше. Сильно игрывал в свое-то есть в безденежное — время и Лопухов.
Комната, в которой нас принимали, была, конечно, самая просторная в доме; ее заранее мыли и чистили и перед образами затепляли лампады. Стол, накрытый пестрою ярославскою скатертью, был уставлен тарелками с заедочками. Так назывались лавочные лакомства, о которых я говорил
выше. Затем подавалось белое вино в рюмках, иногда даже водка, и чай. Беспрестанно слышалось...
Однажды, когда он весь погрузился в процесс бритья и, взяв себя за кончик носа, выпятил языком подбриваемую щеку, старший брат отодвинул через форточку задвижку окна, осторожно спустился в
комнату и открыл выходную дверь. Обеспечив себе таким образом отступление, он стал исполнять среди
комнаты какой-то дикий танец: прыгал, кривлялся, вскидывал ноги
выше головы и кричал диким голосом: «Гол, шлеп, тана — на»…
Я вдруг вспомнил далекий день моего детства. Капитан опять стоял среди
комнаты,
высокий, седой, красивый в своем одушевлении, и развивал те же соображения о мирах, солнцах, планетах, «круговращении естества» и пылинке, Навине, который, не зная астрономии, останавливает все мироздание… Я вспомнил также отца с его уверенностью и смехом…
Вдруг в соседней
комнате послышались тяжелые, торопливые шаги, кто-то не просто открыл, а рванул дверь, и на пороге появилась худая
высокая фигура Дешерта.
Гаврило Жданов, после отъезда Авдиева поступивший-таки в гимназию, часто приходил ко мне, и, лежа долгими зимними сумерками на постели в темной
комнате, мы вели с ним тихие беседы. Порой он заводил вполголоса те самые песни, которые пел с Авдиевым. В темноте звучал один только басок, но в моем воображении над ним вился и звенел бархатный баритон, так свободно взлетавший на
высокие ноты… И сумерки наполнялись ощутительными видениями…
Быть может, это оттого, что с ним в одной
комнате живет
высокая и полная поселка, его сожительница, подарившая его многочисленным семейством.
Громадная казенная квартира с
высокими и широкими
комнатами, в которых гулко и одиноко раздаются шаги, и длинное, тягучее время, которое некуда девать, угнетают его до такой степени, что он чувствует себя как в плену.
Это
высокий, худощавый человек, благообразный, с большою бородой. Он служит писарем в полицейском управлении и потому ходит в вольном платье. Трудолюбив и очень вежлив, и, судя по выражению, весь ушел в себя и замкнулся. Я был у него на квартире, но не застал его дома. Занимает он в избе небольшую
комнату; у него аккуратная чистая постель, покрытая красным шерстяным одеялом, а около постели на стене в рамочке портрет какой-то дамы, вероятно, жены.
— Нет, он еще гораздо больше. Если бы привести его в
комнату и поставить на полу, то голова его была бы
выше спинки стула.
Это была большая
комната,
высокая, темноватая, заставленная всякою мебелью, — большею частью большими деловыми столами, бюро, шкафами, в которых хранились деловые книги и какие-то бумаги.
По
комнате быстрыми шагами ходил
высокий сухой человек лет тридцати пяти или сорока.
Рядом с этой
комнатой был кабинет смотрителя, из которого можно было обозревать весь двор и окна классных
комнат, а далее, между кабинетом и передней, находился очень просторный покой со множеством книг, уставленных в
высоких шкафах, четыреугольным столом, застланным зеленым сукном и двумя сафьянными оттоманками.
Домик Райнера, как и все почти швейцарские домики, был построен в два этажа и местился у самого подножия
высокой горы, на небольшом зеленом уступе, выходившем плоскою косою в один из неглубоких заливцев Фирвальдштетского озера. Нижний этаж, сложенный из серого камня, был занят службами, и тут же было помещение для скота; во втором этаже, обшитом вычурною тесовою резьбою, были жилые
комнаты, и наверху мостился еще небольшой мезонин в два окна, обнесенный узорчатою галереею.
Шесть объедал Райнера, принадлежавшие к мужскому полу, как
выше сказано, размещались по диванам его квартиры, а Авдотье Григорьевне Быстровой Райнер уступил свою последнюю
комнату, а сам с тех пор помещался на ковре между диванами, занятыми Кусицыным и Ревякиным.
Озноб Лизы не прекращался, несмотря на
высокую температуру усердно натопленной
комнаты, два теплые одеяла и несколько стаканов выпитого ею бузинного настоя.
В каждой
комнате, чуть ли не в каждом окне, были у меня замечены особенные предметы или места, по которым я производил мои наблюдения: из новой горницы, то есть из нашей спальни, с одной стороны виднелась Челяевская гора, оголявшая постепенно свой крутой и круглый взлобок, с другой — часть реки давно растаявшего Бугуруслана с противоположным берегом; из гостиной чернелись проталины на Кудринской горе, особенно около круглого родникового озера, в котором мочили конопли; из залы стекленелась лужа воды, подтоплявшая грачовую рощу; из бабушкиной и тетушкиной горницы видно было гумно на
высокой горе и множество сурчин по ней, которые с каждым днем освобождались от снега.